В матвеевскую колонию меня привезли в январе 1976 года. За время моего отсутствия произошли большие изменения. Некоторых своих старых друзей и знакомых я уже там не застал. В то же время появились новые люди, мне не известные, но тем не менее слышавшие обо мне. Авторитет мой за последнее время сильно возрос, и меня встретили в зоне с почетом.
По сравнению с тем, что было до моего ухода, обстановка в зоне стала лучше. Начальником колонии был тот же полковник Драновский, который без необходимости заключенных не прижимал. Я настроился задержаться в этой колонии, но начальник санчасти, о котором ранее упоминал, и начальник режимно-оперативной части, оба майоры, решили отомстить мне за те неприятности, которые я им устроил полтора года назад при помощи письма и своей матери. И это стало всем очевидно.
О возникших проблемах вновь известил свою мать. Она в свою очередь обратилась к начальнику колонии с просьбой разобраться в возникшей ситуации. Полковник Драновский одернул этих двух майоров, но они еще больше затаили злость и пообещали поспособствовать тому, чтобы меня отправили в такую зону, которая покажется адом.
Кончилось тем, что в сентябре 1976 года меня отправили в 16-ю колонию, которая находилась в тайге в нескольких десятках километров от ближайшего города. Основным производством там была разделка леса и все этому сопутствующее. Недалеко от зоны находился поселок Хармули, поэтому ее называли хармулинской.
Обстановка и бытовые условия не соответствовали многим стандартам, но я быстро ко всему приспособился. Тем более что там оказалось много друзей и хороших знакомых по свободе и местам заключения, которые приняли меня с большой радостью и почетом.
Руководство колонии обо мне тоже было наслышано, поэтому с первого же дня меня решило поставить на место. Мне сказали, что если сделаю хоть один неверный шаг, то жизнь в этом учреждении станет для меня кошмаром. При этом добавили, что здесь хозяин – тайга, а прокурор – медведь, и куда-либо жаловаться бесполезно.
До краевого управления мест заключения, находившегося в Хабаровске, было более четырехсот километров, поэтому вышестоящее начальство эту колонию почти не посещало. О таких местах обычно говорят: «Богом забытый край». Здесь были свои законы, своя власть и круговая порука, поэтому руководство колонии и надзирательский состав безнаказанно творили все, что им хотелось.
На какое-то время я затаился, но после того как собрал на местное начальство компромат и вытащил на поверхность серьезные факты, ситуация резко изменилась. Когда я ознакомил с собранными материалами всех, кого это касалось, и предупредил, что данная информация уже находится на свободе и может в любой момент попасть в высокие инстанции через мою мать, местные начальники заметно присмирели.
Собрав информацию обо мне и моей матери, они поняли, что с нами лучше не воевать. Ибо, как говорится: «прежде чем заметить у кого-то сучок в глазу, вытащи вначале бревно из своего глаза». Получилось почти по библейски. После этого у меня состоялись разговоры с начальником колонии и его заместителями. Угрозы в мой адрес прекратились, и со мной стали разговаривать уважительно. В результате мы нашли общий язык и пришли к соглашению: они не трогают меня, а я их...
Более года я жил в этой колонии неплохо: играл в азартные игры под интерес, имел деньги, авторитет, влиял на обстановку, со мной считались все, включая администрацию. В ШИЗО попадал редко и то лишь за дело. К примеру, за игру в карты, если ловили с поличным, или за слишком заметную выпивку с друзьями. Пил я не часто и знал меру, но грех было не выпить за день рождения кого-либо из друзей.
Я никогда не спорил с начальством в тех случаях, когда меня сажали в ШИЗО справедливо. Специально за мной не охотились, а если попадался по глупости, то винил в этом лишь себя и старался впредь не расслабляться. В отношении других заключенных при мне начальство также не наглело. В ПКТ я в этой зоне не сидел.
В конце 1977 года решил развеяться и посетить сангородок для медицинского обследования и общения с друзьями, которые отбывали срок в других колониях. И свои планы осуществил. В сангородке меня вновь поместили в туботделение, так как с тубучета еще не был снят. Там пробыл около трех месяцев, отдохнул, поправил здоровье, наигрался в разные игры под интерес, а также пообщался с друзьями, которые приезжали в сангородок из разных зон специально для того, чтобы со мной встретиться.
В начале февраля 1978 года меня отправился обратно на хармулинскую зону, но до места назначения я не дошел. Пока отдыхал в сангородке, произошли изменения: весь контингент 16-й хармулинской зоны отправили в 17-ю колонию, находившуюся в городе Эльбан, где был до этого общий режим, а заключенных с общим режимом отправили в Хармули. То есть поменяли местами.
Во время этапирования в эльбанскую зону (в железнодорожных спецвагонах «столыпиных») многие купили у конвоиров водку, спирт или одеколон (у кого на что хватило денег) и все это употребили. В состоянии алкогольного опьянения вспомнились старые обиды. Возникли споры, конфликты и драки, которые по прибытии на место вспыхнули с новой силой. В зоне начались беспорядки. В первую очередь стали избивать пособников лагерной администрации.
Руководство эльбанской колонии с целью наведения порядка предприняло ряд срочных мер. В результате этого часть заключенных отправили в другие колонии, а некоторых – в следственную тюрьму в связи с заведенными на них уголовными делами.
Так как контингент хармулинской зоны перевели в 17-ю колонию, то меня тоже привезли туда. По приходу на место я недосчитался многих своих друзей и знакомых. В зоне царили хаос, неразбериха, беспредел. Лагерное начальство растерялось. До этого у них был общий режим, и специфику строгого режима они еще плохо знали, тем более что ситуация вышла из под контроля.
Усугубляло положение в частности и то, что почти все рабочие объекты находились за пределами колонии, в самом городе. Работали осужденные в основном на стройках, где была возможность общаться с вольными людьми. В связи с этим в зону попадали алкоголь и наркотики. Это способствовало пьяным разборкам, дракам и дебошам, которые не мог остановить никто.
Узнав о моем прибытии, многие заключенные, которым все это надоело, пришли ко мне и стали просить: «Наведи порядок, житья не стало никому, ситуация бесконтрольная». Разобравшись в сложившейся обстановке, я собрал всех, кто имел в этой зоне хоть какой-то вес, и объявил, что с этого момента беспредел и хулиганства прекращаются, а разборки в алкогольном и наркотическом состоянии запрещаются.
В процессе разговора я сказал: «Хотите выпить или кайфануть, – пожалуйста, но серьезных разговоров и дел в таком состоянии быть не должно, решайте свои вопросы на трезвую голову. Но и в трезвом состоянии не оскорбляйте друг друга и не распускайте руки. Возникнет спорная ситуация приходите ко мне, вместе установим истину».
Затем из числа наиболее здравых людей назначил в каждом отряде старших, в обязанность которым вменил следить за порядком. Параллельно с этим организовал зоновский общак (вначале из своих личных сбережений) для подогрева табаком, чаем и продуктами питания находящихся в ШИЗО и ПКТ, ибо о них многие забыли.
После этого обстановка в зоне улучшилась. Грызня, возня и пьяные разборки прекратились. Если у кого-то возникали проблемы или спорные вопросы, то приходили ко мне, и мы решали их сообща. Пособники администрации (члены СВП, нарядчики, завхозы и бригадиры) также не делали без согласования со мной ни одного серьезного шага.
С одной стороны, лагерное руководство это устраивало, ибо в зоне наконец-то наступил мир и порядок, но с другой стороны, появился второй хозяин, что им, конечно же, не нравилось. На общем режиме, бывшем здесь ранее, подобное не практиковалось. В понимании лагерного начальства заключенный должен много работать и беспрекословно выполнять приказы, а не решать спорные вопросы наравне с администрацией.
Сомнения продолжались недолго. Как только стало ясно, что обстановка в зоне выправилась и стала подконтрольной, произошло то, что и должно было произойти. В мае 1978 года меня и моего друга Володю Исаева вызвали на вахту. Когда мы пришли туда, то увидели все местное начальство, во главе с начальником колонии. Нам сказали, что уходим на этап и спецфургон уже ждет у ворот. Выйти в зону для сбора вещей не дали, сказав, что все необходимое передадут. Видимо, опасались нежелательной реакции со стороны заключенных.
На прощание начальник колонии мне сказал: «Хороший ты парень, Володя, много в тебе положительных качеств, претензий лично к тебе у нас нет, но в зоне должен быть один хозяин». После этого нас увезли в следственную тюрьму, находившуюся в городе Комсомольске, а оттуда через несколько дней развезли по разным зонам. Володя попал в 11-ю колонию (город Комсомольск), а меня отправили в 5-ю (город Совгавань).
По приходу в 5-ю зону меня прямо с этапа закрыли в одиночную камеру ШИЗО, оставив при мне мои вещи и выдав матрац. Я стал требовать начальника колонии и объяснений. На собеседование пришел заместитель начальника колонии по режимно-оперативной части, майор. Он пояснил, что им позвонили из краевого управления мест заключения и дали указание не выпускать меня в зону. Мне стало ясно, что хотят отправить за пределы Хабаровского края.
В тот момент в 5-й колонии находилось много моих друзей и хороших знакомых, имевших большой авторитет. Узнав о моем прибытии, они стали делать все возможное, чтобы меня выпустили в зону. На руководство колонии посыпались со всех сторон просьбы и обещания, что если меня здесь оставят, то будет многим больше порядка.
Со своей стороны я сказал начальнику режимно-оперативной части, что готов отсидеть полгода в ПКТ за один день, проведенный в зоне со своими друзьями. Он ответил, что это не зависит от него, так как звонок в отношении меня был сделан из краевого управления мест заключения. Но тут же сказал, что готов поручиться перед краевым начальством за меня и выпустить в зону, если дам согласие с ним сотрудничать. То есть хотел завербовать и сделать своим тайным агентом.
Когда он увидел, как самые крутые лагерные авторитеты засуетились после моего приезда и стали за меня хлопотать, то сильно мной заинтересовался. Стал уговаривать и обещать, что если соглашусь с ним дружить и сотрудничать, он откроет мне «зеленую улицу» во всем. После чего я смогу безнаказанно играть под интерес в карты, пить водку, употреблять наркотики и объединять вокруг себя заключенных.
Я сказал ему, что очень хочу попасть в эту колонию, и предложение его более чем заманчивое, но это противоречит моим жизненным принципам. Внутренняя свобода мне дороже, поэтому я стараюсь как можно меньше зависеть от людей и обстоятельств. На этом наши разговоры с ним закончились. Через несколько дней меня отправили в хабаровскую пересыльную тюрьму, а оттуда в Магаданскую область.
| RSS
