Генеральному Секретарю ООН

г-ну Пан Ги Муну

КОПИИ:

Верховному Комиссару Совета Европы

по правам человека

г-ну Томасу Хамембергу

Парламентской Ассамблее Совета Европы

ОБСЕ

Верховному Комиссару ООН по правам человека

г-же Луизе Арбур

Президенту Московской Хельсинкской Федерации

г-ну Ульриху Фишеру

Президенту Российской Федерации

Владимиру Владимировичу Путину

Директору ФСБ РФ

Николаю Платоновичу Патрушеву

Генеральному Прокурору РФ

Юрию Яковлевичу Чайке

Уполномоченному по правам человека при

Президенте Российской Федерации

Владимиру Петровичу Лукину

Председателю Совета при Президенте России по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека

Элле Александровне Панфиловой

Председателю Московской Хельсинкской группы по правам человека

Людмиле Михайловне Алексеевой

Эксперту Московской Хельсинкской группы по Северному Кавказу

Асламбеку Апаеву

жителя села Сурхахи

Назрановского района Республики Ингушетия

ОБРАЩЕНИЕ

Я, Аушев Магомед Макшарипович, обращаюсь к Вам в связи с жесточайшим произволом, учиненным сотрудниками спецслужб в отношении меня и моего брата Аушева Магомеда Османовичем

18 сентября мы прибыли в Грозный из Астрахани.

По прибытии в Грозный мы отправились на такси в Ингушетию. О нашем возвращении по мобильному телефону сообщили домой родным. Однако наше движение в районе поста Черноречье г. Грозного примерно в 13 часов было прервано неожиданным появлением четырех автомашин – двух “Жигулей” модели “ВАЗ - 21014” серого цвета, и двух “Жигулей” марки “ВАЗ – 21010” черного цвета. Возможно, как утверждал таксист Ширвани, с ними была и «Газель» белого цвета. Из автомобилей повыскакивало более десяти бойцов в камуфляже и в масках, до зубов вооруженных автоматическим оружием. Без каких-либо объяснений они выволокли нас из такси, а таксиста, который нам представился Ширвани, насильно пихнули головой под руль машины. Нас же, натянув нам на голову наши футболки, сопровождая побоями втиснули в машины – Магомеда Османовича в “десятку”, а меня Магомеда Макшариповича в “четырнадцатую”. Машины наших похитителей без каких-либо маневров дернулись с места, и поэтому мы определили, что нас везут в Ингушетию.

Однако минут через 20-30 нас привезли на территорию какого-то двора и бросили в подвал. Должны отметить, что во время движения наши мучители вели себя с циничной жестокостью, били ногами, кулаками, прикладами автоматов. Особенно сильно они издевались над Магомедом Османовичем, обвиняя его в том, что он отказался от сотрудничества со спецслужбами, за то, что факт его задержания и пыток, которые проводились в июне с.г., он обнародовал через прессу и в связи с его заявлением в правоохранительные органы.

Действительно, Магомед Османович 18 июня обратился с заявлениями (прилагаются) на имя прокурора Республики Ингушетия Турыгина Ю.Н. начальника УФСБ РФ по Республике Ингушетия Бондарева И.С., и.о. министра внутренних дел республики Медова М.У. с изложением фактов его задержания бойцами спецподразделений, проводивших в селе Сурхахи “зачистку”, жестоких побоев, попыток с угрозой для жизни завербовать его агентом спецслужб. Магомед Османович просил руководителей этих органов “всеми средствами защитить его от произвола сотрудников спецслужб”.

Он сообщил в своем заявлении номер сотового телефона, по которому “спецназовцы” заставляли его сообщать интересующую их информацию. Но, позвонив дважды 19 июня (около 10 и 12 часов дня), Магомед Османович более этого не стал делать, а проинформировал руководство республиканской прокуратуры, ФСБ РФ по РИ и МВД РИ. Эти заявления М.О. Аушева стали достоянием прессы. Именно такой исход событий вызвал у владикавказских “спецназовцев” желание наказать “несговорчивого” Магомеда Османовича. Именно поэтому и устроили они “охоту” за ним, которая “увенчалась” для них “успехом” 18 сентября с.г. Наши пленители и не скрывали своего настроения отомстить Магомеду Османовичу. Намекали на то, что второй из нас, т.е. я Магомед Макшарипович в этой истории - случайная жертва. Однако, несмотря на абсолютную мою невиновность избиение меня проводилось с изощренной жестокостью. Так, во время захвата нас сумка с вещами обоих оказалась в машине, в которой везли меня . По дороге “спецназовцы” детально осмотрели все содержимое в ней. Вытаскивают фотографию, на которой был изображен М.О. Аушев во время отдыха в Сочи. “Он еще в Сочи отдыхает, - выругался один из “бойцов” матерно и резким прикладом автомата ударил меня.

Затем все вещи в сумке, в том числе паспорта, права, другие документы, мобильные телефоны ими были сожжены. При этом палачи приговаривали, что все это более нам не понадобится, что приговор нам подписан.

То, что мы оказались в безвыходном положении, поняли в подвале, куда нас забросили (судя по времени, проведенном в пути, по маневрам машин, мы предположили, что находимся в Урус-Мартане или недалеко от него). Стены помещений, куда нас втиснули, были забрызганы запекшейся кровью, а сами камеры кишели крысами. Мы поняли, что помещения нашего заточения – лишь звено, запушенного кем-то конвейера смерти – одни отлавливают, другие проводят пытки, третьи расстреливают. Однако нам было не понять, за что нас без суда, без следствия должны расстреливать, почему из нас выбивают показания недозволенными в цивилизованном мире методами – ударами дубинок по пяткам, почкам, под электрическим током. Пытки электротоком на себе испытал Магомед Османович. Он, прошедший эти муки еще в июне с.г., просил не использовать электрошок, но палачи (по-другому их назвать нельзя) были несговорчивы. Не будет преувеличением, если мы скажем, что имели дело с бездушными, зомбированными людьми. Свою “работу” они делали с особым наслаждением. Например, я умудрился ночью перерезать скотч, которым были перевязаны онемевшие руки. За это палач поставил меня “ласточкой” и нанес по пояснице в область почек тяжелый удар ногой. На меня посыпался град ударов и после его отказа от приема маленькой миски похлебки и двух кусков хлеба.

Известно, что человеческий глаз привыкает к темноте, и через некоторое время что-то в этой темноте можно различить, но нас держали в непроглядной темноте. Во время несодержательных допросов нас спрашивали: с каким намерением мы приезжали в Грозный, какому религиозному братству принадлежим.

Вечером следующего дня, т.е. 19 сентября, нас вывели во двор. Учинили допрос. Особенно усердствовал один следователь, судя по акценту, осетин. Не получив нужную им информацию, с нами решили покончить – плотно поверх полиэтиленовых пакетов обмотали лица скотчем. А тот, кто более всех усердствовал, вытащил, по всей видимости, носовой платочек и стал стирать отпечатки пальцев с натянутых на головы пакетов и скотча, после чего нас обоих впихнули в УАЗ - “Таблетка”. Я спросил насильников: “Куда нас везут?”. Палач на чеченском языке ответил: “В святой месяц Рамадан нельзя говорить неправду, вас везут убивать”. В его словах мы не уловили ни капельки сочувствия. У этих нелюдей ничего человеческого не сохранилось. Их, наверное, обездушил, запущенный дьявольскими силами конвейер насилия. На мою просьбу – сохранить мне жизнь ради маленьких двух моих детей - те отреагировали градом ударов.

Наша “Таблетка”, судя по ухабам, спускам и подъемам, которые она преодолевала, увозила нас в горную местность. Не по настроению очень громко играла в салоне машины душераздирающая музыка. Примерно через полтора часа раздался звонок по мобильному телефону сопровождавшего нас сотрудника. Была включена громкая связь. Сотрудник вышел из машины, о чем-то поговорил минут пять по мобильному телефону. И наша машина после этого телефонного разговора резко изменила направление движения. Через минут сорок нас выгрузили. Как потом выяснилось, выгрузили нас у здания Шатоевского РОВД Чечни.

Здесь с нас сняли пакеты, и мы поняли - свершилось чудо. Начальник милиции по имени Ибрагим накормил нас, приговаривая: “ребята, вы родились в рубашках, из такого ада никто живым не выкарабкивался. Вам повезло”. Он дал нам телефон и разрешил позвонить в Ингушетию, родным. 20 сентября, после полуночи, мы и узнали причину нашего спасения – Ингушетия вышла на митинг с требованием нашего освобождения.

Казалось бы, наши страдания закончились, хотя мы изложили лишь незначительную часть испытаний, которые нам пришлось выдержать, находясь в этом страшном аду. Однако нас преследует клятва, данная одним из наших палачей: «Клянусь на Коране, - сказал он, - если вы проговоритесь о том, что с вами случилось, вам недолго останется жить».

На основании вышеизложенного и в связи с прямой угрозой расправиться с нами, прозвучавшей в форме клятвы, убедительно просим вас всеми возможными средствами защитить нас от незаконных действий сотрудников спецслужб, их бесчинств, принять все меры по наказанию людей, совершивших в отношении нас данное преступление.

25.09.2007 г.